Прелюдия

Лепесток белый, лепесток алый…
В глубине — нежность, по краям — яд.
Целый мир — много, пополам — мало,
Без тебя — пекло и с тобой — ад…

Но тропа вьётся — на закат спелый,
Что разбил небо о земли твердь.
Лепесток алый, лепесток белый —
Словно две карты, что сулят смерть…

Уколоть душу о судьбы жало
Для кого кара, для кого — честь.
Лепесток белый, лепесток алый…
А судьба шепчет, что любовь — есть…

В предвечерних сумерках сад окутан золотой дымкой. Я смотрю, как хрустально переливается в фонтане вода, вслушиваюсь в её мелодичное журчание, услаждаю взор нежными красками опалённого грядущим закатом неба и, несмотря на усталость, ощущаю в своей душе покой. Много столетий подряд мне неведомо было ни это чувство, ни даже стремление его обрести. «Ты этого не стоишь», — таков был мой беспощадный приговор себе. Но судьба преподнесла мне щедрый дар. Я храню в себе боль — целую бездну боли. Она — горькое эхо совершённого мною зла, и останется моей неизменной спутницей до того момента, пока не настанет час шагнуть за пределы этого уровня бытия. И всё-таки, несмотря ни на что, я несу в себе счастье — как долгожданное дитя. В минуты уединения я часто думаю о могуществе и величии сил, вращающих этот мир. В моей жизни было всё — взлеты и падения, поиски и ошибки. Теперь в ней есть главное — Любовь…
Мой взгляд скользит по цветущим розовым кустам. В лучах заката белые розы кажутся золотистыми, чайные — розовыми, а розовые — цвета пламени. Я слышу позади тихий шорох и оборачиваюсь, хоть в этом нет нужды. Я знаю, кто стоит у меня за спиной, потому что чувствую тебя даже на расстоянии. И сейчас во мне животворной силой пульсирует твоя нежность. Наши взгляды встречаются, и мне кажется, что я смотрю на огонь. Огонь, который согревает. Он может обжечь, но ради того тепла и света, которые он даёт, стоит вытерпеть боль.
Ты произносишь моё имя, и звук твоего голоса проникает вглубь моего естества, заставляя призывно трепетать иссушённую извечной жаждой священного единства душу и податливую прохладную плоть. Сильная рука ложится на моё плечо, и этот простой жест таит в себе несколько значений, которые раскрываются, словно створки перламутровой раковины: выстраданную нежность, обещание защиты, знак неразделимости наших судеб.
Я шепчу твоё имя в ответ, и оно дивной музыкой отдаётся в моей душе. Ты садишься рядом со мной, и я ещё острее ощущаю нашу близость на грани слияния. Мы молчим, потому что всё давно уже сказано, и говорить что-то ещё было бы преступлением против наших чувств. Ты осторожно берёшь мою ладонь в свою, накрывая её сверху другой ладонью. Ветер обрывает лепестки роз и бросает к нашим ногам. Лепесток белый, лепесток алый…
В своё время мы приняли решение поведать миру нашу историю. Она — о двух самонадеянных существах, которые бежали друг от друга и от самих себя, пока сама судьба не свела их над пропастью. И мы смогли удержаться на краю, сделав шаг навстречу друг другу. Я никогда не забуду тот миг, когда наши руки впервые сомкнулись — он и предопределил нашу дальнейшую жизнь, хоть сами мы полагали иначе и какое-то время по инерции ещё продолжали бежать, не замечая, что наш бег становится полётом. Но однажды ты сказал: «Возьми моё сердце…» И мой ответ был: «Бери всё или ничего…»
Я смотрю в твои глаза и вижу, что ты не сожалеешь о сделанном выборе. Вслушайся в тихий шелест опадающих лепестков. Лепесток белый, лепесток алый… Почувствуй едва уловимый поцелуй ветра на своей коже. Насладись ласковым прикосновением последнего луча догорающего солнца. В это мгновение весь мир словно затаил дыхание, очарованный красотой наших чувств. Когда-нибудь ветер времени подхватит нас, как эти лепестки, и мы полетим навстречу Вечности. Лепесток белый, лепесток алый… А пока наши руки сомкнуты, и я не думаю о том, что будет завтра. Во Вселенной нет ни прошлого, ни будущего. Есть только настоящее, и моё настоящее — это ты… Мы — две мятущиеся души, ставшие одним целым. Лепесток белый… Лепесток алый…

…И стало больше некуда бежать —
Ведь мы уже над пропастью, у края.
Заря в туманном небе догорает,
В хрустальных каплях зелень так свежа…

И стало больше некого винить…
Быть может, мы, шагнувшие к барьеру,
Сумеем воскресить любовь и веру,
Которые не время хоронить?

Вкушая одиночество души,
Не отвергай любовь в порыве боли,
В агонии слабеющую волю
Сожми в кулак — и всё-таки… дыши!

Лепесток белый
Я переступаю порог Посольства, подавляя в себе желание как можно скорее достигнуть своего кабинета и уединиться в нём. Моя походка неспешна, хотя каждый шаг причиняет мне боль. Я чувствую на себе пренебрежительные взгляды работников Посольства. В силу занимаемого мною положения они вынуждены со мной считаться. Но даже эти люди осознают глубину моего падения, хоть я и держу свою голову высоко поднятой, как в прежние времена. А, может быть, они просто интуитивно чувствуют, что со мной происходит… Но я уже не в силах что-либо изменить. Остаётся лишь молча сносить насмешки и пренебрежение. Однако как бы ни вели себя по отношению ко мне работники Посольства и волонтёры, они неспособны причинить мне боль. Это — привилегия двух существ, одному из которых я в своё время дал жизнь, а другому — сломал. Я давно перешёл бы на другой уровень, но продолжаю жить, поскольку так угодно Сообществу, втайне надеясь, что однажды оно меня отпустит…
Какая-то молодая девушка с короткими золотистыми волосами приветствует меня, и я вижу в её глазах искреннюю доброжелательность. Наверное, новенькая — ещё не знает, что к чему. Я сдержанно отвечаю на её приветствие и продолжаю свой путь, несколько замедлив шаг.
— Лора, ты чего? — слышу я за спиной сдавленный смешок волонтёра из службы охраны, который сидел, уткнувшись в какой-то журнал, и никак не отреагировал на моё присутствие.
— Но это же тейлонец, — раздаётся в ответ мелодичный девичий голос, в котором отчётливо различимы нотки недоумения и возмущения.
— Расслабься. Это Да'ан — на него давно уже никто не обращает внимания.
Так начинается мой день… Не знаю, что ответила этому волонтёру золотоволосая девушка, да это и не имеет значения. В последнее время слишком многое утратило значение, в том числе и я сам…
Лиам Кинкейд, моя недремлющая совесть, неотступно следует за мной в кабинет. С недавних пор мы почти не разговариваем. «Я буду продолжать защищать тебя, — сказал он. — И не более того. Забудь о том, что когда-то мы были друзьями». Но я не могу об этом забыть, и он тоже, как бы ни хотелось ему убедить себя в обратном. Иногда мне хочется подойти к нему и сказать: «Прекрати мучить себя и меня, разве от этого кому-то становится легче?». Вот и сейчас я поднимаю глаза и заветные слова уже готовы сорваться с моих губ, но взгляд привычно натыкается на холодную стену обиды и презрения, и мои веки устало смежаются. Слишком много важных слов не было сказано вовремя, и теперь мой удел — молчание.
— Я в сад, — коротко бросаю я Лиаму, и он отвечает мне едва заметным кивком головы, не удостоив даже словом.
Сад встречает меня тишиной. В это солнечное росистое утро он дышит свежестью и полон жизни. Всюду царит покой — нет его только во мне. Мои пальцы касаются тонкого стебля едва распустившейся розы. Она — само совершенство, и в нежных изгибах её лепестков мне видится воплощение давно утраченной мною гармонии бытия. По крайней мере, я могу наслаждаться красотой природы — этого у меня никто не в силах отнять…
— Да'ан… — слышу я тихий голос и оборачиваюсь. Передо мной стоит та самая волонтёрка из службы охраны, которая поприветствовала меня в коридоре. Я устремляю на неё вопросительный взгляд. — Простите, что потревожила вас, но вы показались мне таким одиноким… Может быть, вам нужна помощь?
Помощь? Она предложила мне помощь? Когда волонтёрка — её зовут Лора, я запомнил — обратилась ко мне, голос этой девушки дрожал от волнения. Да, мне нужна помощь. Но я не могу её принять… Я вижу тепло во взгляде Лоры, и мне становится страшно. Все, кто дарил мне такие взгляды, или мертвы, или смотрят сквозь меня ледяными глазами, словно я для них давно уже умер. Нет, эта девочка слишком молода, чтобы страдать из-за столь ничтожного существа, которое само обрекло себя на одиночество. Я не вправе делить с кем бы то ни было свою ношу…
— Спасибо, я не нуждаюсь в помощи.
Мой ответ звучит равнодушно — ответить резко или надменно мне не хватает сил. Но происходит то, что лишает меня жалких остатков внутреннего равновесия.
— Мне так не кажется, — участливо улыбается девушка. — Думаю, мы ещё вернёмся к этому разговору.
Прежде, чем уйти, она легонько касается моей руки, даря мимолётное тепло, и упархивает, как бабочка. Я вздрагиваю и провожаю взглядом юное существо, которое протянуло мне руку, когда от меня отвернулись даже те, кто называл себя моими друзьями. И внутри меня зарождается странное предчувствие. Словно очень скоро должно произойти нечто такое, что навсегда изменит мою жизнь. Может, переход на другой уровень? Но я не испытываю страха — лишь усталость, даже не столько от жизни, сколько от себя. От своих тягостных раздумий, запоздалого раскаяния, непрестанных угрызений совести, невысказанных слов и… неразделённой нежности. Есть только одно существо, которое могло бы её со мной разделить, но оно навсегда для меня потеряно. Я заслуживаю то, что имею. Да будет так…

Лепесток алый
Скоро я снова увижу его. Иногда мне кажется, что весь смысл моей жизни заключается в этой мучительной пытке. С тех пор, как мой CVI в очередной раз вышел из строя, что мне удалось сохранить в тайне от всех, я окончательно потерял покой. Источник моего страдания — особенное существо, не являющее ни мужчиной, ни женщиной, столь притягательное в своей неповторимости. И хотя о Сподвижниках принято говорить «он», в моих сокровенных мыслях иногда появляется «она» — моя любовь. Моя ненависть. Моя тайна. Моя боль…
— Агент Сандовал, о чём задумались? — услышал я за спиной вкрадчиво-язвительный голос Зо'ора.
Порой мне кажется, будто он разгадал мой секрет. Однако когда я смотрю в его глаза, полные злорадного превосходства и надменности представителя «высшей расы», то понимаю, что ему нет дела до секретов какого-то импланта. Он — иного рода, чем причина моих сладостных мук. Хотя, казалось бы, они принадлежат одной расе. Но нет… Тот, чей взгляд выжег дотла мою душу, уникален, и я уверен, что во всей Вселенной нет ни одного создания, равного ему. Если бы я мог вырвать его образ из своего сердца… Но, наверное, проще вырвать само сердце…
— Агент Сандовал, я хочу, чтобы вы присутствовали при моей беседе с Североамериканским Сподвижником.
Тебе нужен свидетель твоего триумфа, и эту неблаговидную роль ты всякий раз отводишь мне. Но в те минуты, когда твоё торжество достигает апогея, я вижу, как на мгновение меркнет твой взгляд. Ты не можешь не осознавать — даже поверженный, он сильнее. Сильнее нас с тобой, вместе взятых. Его взгляд, предназначенный тебе, полон сочувствия, и это приводит тебя в ярость. Ты дорого заплатил бы, чтобы увидеть в этих глазах ненависть, которая стала бы для тебя оправданием, но нет — вожделенный миг не настанет никогда. Жаждешь увидеть его униженным, но опускаешь голову, не выдержав устремлённого на тебя кроткого и печального взора. Теперь я знаю твою тайну, Зо'ор — у тебя есть совесть…
Он вошёл бесшумно, как тень — мой демон в обличье ангела. Моя любовь прошествовала мимо меня походкой свергнутого правителя, восходящего на эшафот, удостоив лишь элегантно-небрежным приветствием.
— Агент Сандовал… — лёгкая улыбка тронула его губы, а во взгляде промелькнула едва уловимая тень насмешки, и я невольно сжался, ощущая себя жалким придворным шутом. Но я благодарен и за это сомнительное внимание. Моя память долго ещё будет хранить этот взгляд — вместе с другими мгновениями нашей иллюзорной близости.
Я поднял глаза, украдкой любуясь совершенным силуэтом, словно сотканным из ночного неба и серебристого лунного света. Моя скоротечная жизнь. Моя медленная смерть… И случилось невиданное — он оглянулся и наши взгляды встретились. Я почувствовал себя лишним, и моя неземная мечта ясно дала мне это понять. Меня охватило почти непреодолимое желание выбежать прочь, но страх навлечь на себя гнев Зо'ора и желание видеть Да'ана оказались сильнее. Наша безмолвная дуэль длилась немногим более минуты, и победа осталась за ним. Я не двинулся с места, и он мгновенно утратил ко мне всякий интерес. Я проиграл бы в любом случае — моё бегство, равно как и присутствие, нельзя истолковать иначе, кроме как проявление слабости. Но почему он безропотно сносит эту пытку? Почему?! И в те минуты, когда я безмолвно рыдаю от собственной беспомощности, находит в себе силы, чтобы продолжать эту бессмысленную игру…
— Зо'ор, предлагаю опустить традиционную обвинительную речь и сразу перейти к делу, — этот голос звучал негромко и вкрадчиво, словно шелест дождя. Он обволакивал и убаюкивал, но сквозь мягкий, ровный тон в нём отчётливо пробивались стальные нотки, как будто этот дождь был грозовым.
— Ты — ничтожество, позор великой тейлонской расы! — сорвался на крик Глава Синода, едва не утратив от возмущения искусственный фасад.
— Но ты же сам себе противоречишь. Разве ничтожество способно опозорить великую расу? Для позора мы с ней, как минимум, должны быть равны — по степени ничтожности или величия.
— Да'ан, что ты себе позволяешь? Между прочим, мы не одни!
— Я думал, у тебя нет секретов от агента Сандовала. Тебе есть, что сказать, не относящееся к моей персоне, или я могу возвращаться в Посольство?
— Убирайся! — яркие глаза Зо'ора потемнели от ненависти. Что ж, поделом тебе — сам напросился на щелчок по носу. А большего ты не заслуживаешь.
— Как скажешь…
Эта едва уловимая ирония в голосе, этот пленительный наклон головы лишают меня рассудка… В его взгляде не было торжества победителя — всё та же нежная печаль. Он вновь прошёл мимо меня, отстраняясь, как от прокажённого, и мною овладело одиночество, которое не выразить словами — словно время застыло в мёртвой точке. Что же ты со мной сделал? У меня есть только один выход — уничтожить тебя, стереть с лица Вселенной. А потом уйти самому, ибо даже мёртвый ты будешь продолжать жить во мне. Всё равно я не вырвусь живым из твоего плена.
Уходя, он вновь оглянулся, и по губам его скользнула знакомая улыбка. Мне показалось, в моём взгляде этот обворожительный инквизитор прочёл приговор и всё понял. Его улыбка была сродни брошенной перчатке, и я принял вызов…

да уж. чувственно - это мягко сказано О_О. :shock:

Отчего же Даана так в Посольстве... э-э-э... шпыняют и игнорируют? все-таки тейлон, чего бы не натворил - остается высшим существом. Интригующе

ashatry_a, может быть, он сам себя так поставил?
А Зо'ор мне увиделся именно таким...

Спасибо за отзывы!

Лепесток алый
Наконец-то я решился. Сегодня он навсегда исчезнет из моей жизни. А следом исчезну и я — просто из жизни. И, быть может, наконец-то обрету свободу. Я становлюсь противен самому себе при мысли, что мне предстоит собственноручно отправить на другой уровень — так они это называют — самое прекрасное существо во Вселенной. И, несомненно, самое опасное. Они не знали тебя, Да'ан, так, как знаю я — даже Уильям Бун. Но, узнав о тебе всю правду, я продолжал тебя любить. Превращаясь по твоей милости в бездушное чудовище, я продолжал тебя любить. Желая тебе смерти, я продолжал тебя любить…
Этот выскочка Зо'ор не стоит и одной твоей энерголинии. Однако его ты любишь, а на меня никогда не посмотришь тем нежно-печальным взглядом, который неизменно адресуешь ему. И всё же я продолжаю украдкой перехватывать эти взгляды, словно воруя их у Главы Синода, и тешу себя иллюзией, что в действительности они предназначены именно мне.
Я вторгся в покои Североамериканского Сподвижника без разрешения, зная, что мне нечего терять. Он восседал в своём кресле, как на троне — с таким видом, словно был готов к моему визиту. Царственное приветствие, грациозный кивок, взгляд, лишённый страха — на мгновение мне даже показалось, будто Да'ан посмотрел на меня с любопытством. И… спокойствие, сравнимое лишь с невозмутимостью смертника. Неужели, всё-таки догадался о моих намерениях? Нет, вряд ли. Скорее всего, играет в свои обычные игры. Что ж, наслаждайся последним выходом — тебе достался внимательный зритель. Можешь даже рассчитывать на аплодисменты — не будет только вызова на бис.
— Агент Сандовал… — мне показалось, или в его голосе прозвучала едва уловимая издёвка? Но выглядел он уверенно, словно чувствовал себя хозяином положения. — Наверняка, вы уже нашли способ, как погрузить меня в бессознательное состояние. Не трудитесь — я готов последовать за вами. Хочу как можно дольше оставаться в сознании. У меня ведь есть право на последнюю волю, не так ли?
Я с трудом овладел собой — на мгновение мне показалось, будто твёрдая опора ускользнула у меня из-под ног. Он даже здесь умудрился перехватить инициативу и навязать мне свою игру, и я не мог скрыть своего восхищения, мысленно склоняя голову перед поразительным талантом тейлонского дипломата обращать в изящную интригу даже собственную смерть. Что ж, ты сыграешь в этой партии первую скрипку — Бог с тобой или, скорее, чёрт…
— Куда вы готовы последовать за мной? — в этот миг я готов был отказаться от своего намерения, если бы Североамериканский Сподвижник первым сделал шаг назад. Но нет — он уже мчался во весь опор навстречу собственной смерти.
— Куда вам будет угодно, — равнодушно произнёс тейлонец. Его изящная рука вспорхнула над подлокотником кресла, исполнив в воздухе замысловатый танец, и замерла на уровне груди. Он поднялся и шагнул навстречу мне, словно наслаждаясь произведённым эффектом. Меня вдруг охватил злой азарт.
— Предоставляю вам право выбора, Да'ан — возможно, вы предпочтёте в последний миг увидеть перед глазами красивый пейзаж.
— Хорошо, пусть будет по-вашему, — величественно повёл головой он, проходя вперёд — так, что я оказался у него за спиной. — В ангар?
Он обернулся, вопросительно глядя на меня, и я с трудом нашёл в себе силы, чтобы молча кивнуть. Боже, что я делаю? Да'ан, останови меня — пока не поздно!.. Однако он, вероятно, счёл, что уже поздно. Когда тейлонец проходил мимо, наши взгляды встретились, и я увидел в небесно-голубых глазах такую усталость, что сердце моё невольно сжалось. Глядя на его хрупкий силуэт, я чувствовал себя последней скотиной. Но в моей памяти вдруг всплыли события последних лет, и вновь ледяная ненависть захлестнула меня. Я мысленно твердил, как заклинание, что под этой прекрасной оболочкой таится зло, сравнимое лишь с тем, что я несу в себе, и оно должно быть уничтожено…
Да'ан первым сел в шаттл, заняв кресло пилота.
— Можно? — улыбнулся он. — Помню, в юности мне нравилось это делать… Я уже ввёл координаты.
— И куда же мы летим, если не секрет? — с моих губ едва не сорвался истерический смех. Чёрт возьми, кто же из нас в действительности палач, а кто — осуждённый на смерть?
— Увидите. Надеюсь, декорации вас не разочаруют.
Интересно, ответом на какой вопрос было это «Увидите» — на мысленный или на тот, что был озвучен? Ни в одном живом существе я не видел такой отчаянной храбрости — граничащей с безумием. Да'ан, посмотри, до чего ты довёл меня и себя! Я уже готов был броситься перед ним на колени и умолять о пощаде, но увидел на его бледных губах улыбку — не зловещую, напротив, умиротворённую, и мне отчаянно захотелось его ударить. Даже пришлось перехватить свою руку и сжать её до боли, чтобы подавить в себе этот порыв. Кажется, от тейлонца не ускользнул этот жест, и во взгляде его отобразилось насмешливое сочувствие. Дьявол! Ненавижу тебя! Люблю…

ashatry_a, Ницше показался весьма к месту ЗПК под соусом экспрессии - блюдо на любителя. Рада, что находятся читатели

Лепесток алый
На меня в упор смотрели небесно-голубые глаза кристальной чистоты, и под этим взором — одновременно кротким и властным — моё самообладание таяло, как весенний снег. Дёрнула же меня нелёгкая с тобой связаться! Можно сказать, угодил в собственную ловушку, и поделом мне. Я готов был провалиться сквозь землю, но под ногами у меня был гладкий твёрдый пол, который не проявлял признаков неустойчивости.
— А чего же вы хотели, Рональд Сандовал? — тихо спросил он, склонив голову.
Может, имеет смысл во всём признаться? Рассказать ему, какие мечты я тайно носил в себе все эти годы? Нет, едва ли он способен меня понять…
— Почему вы молчите? — настойчиво продолжил тейлонец. Теперь мы окончательно поменялись ролями, и из жертвы Североамериканский Сподвижник превратился в палача, утончённого и безжалостного. — Самое время поговорить. Нам больше некуда спешить. И бежать тоже некуда. Посмотрите вон в то панорамное окно — не правда ли, величественное зрелище?
Я невольно вздрогнул — прямо перед нами висел Юпитер, загораживая звёздное небо, словно занавес цвета крови и смерти. Зрелище показалось мне скорее зловещим, хотя оно было не лишено величия. Да'ан приблизился ко мне почти вплотную. Я мог различить нежные голубоватые прожилки на бледной, слегка светящейся в полумраке коже. Он был прекрасен — даже сейчас, в ожидании смерти. Нет, моя рука не поднимется на это существо — скорее, погибну я сам, чем лишу его жизни.
— Рональд Сандовал, прекратите изображать агента Сопротивления на допросе, — неожиданно жёстко произнёс тейлонец. — Я задал вам вопрос. Так чего же вы хотели, если не моей смерти?
Он подошёл так близко, что мы почти соприкоснулись. И в этот миг я словно лишился рассудка. Повинуясь какому-то болезненному порыву, я вдруг оттолкнул от себя тейлонца. Он отлетел в дальний угол — его легкое тело не смогло сохранить равновесие. Господи, как я мог докатиться до такого, чтобы поднять руку на Да'ана? Моя рука всё ещё хранила на себе шелковистую прохладу, и я ненавидел себя за содеянное, но ничего уже нельзя было исправить. Он приподнялся, глядя на меня с удивлением, но без обиды.
— Да'ан, простите меня… — я подошёл к нему, протягивая руку, чтобы помочь подняться с пола, однако тейлонец не шелохнулся. Когда я стоял над ним, он выглядел таким хрупким и беззащитным, но я знал, что это впечатление обманчиво.
— Сначала ответьте на мой вопрос, — мне показалось, что в глазах Да'ана сверкнули озорные искры. Чёрт побери, да он дразнит меня, играет со мной, как кошка с мышью! — Вы же не хотите, чтобы я ответил за вас?
— Что вы можете об этом знать! — невольно вырвалось у меня.
— О чём, Рональд Сандовал? — голубые глаза тейлонца вновь блеснули, и в этот момент он выглядел очень женственно. Даже лёжа на полу, Да'ан умудрился принять непринуждённо-изящную позу, которая подчёркивала волнующие изгибы его стройного тела.
— О любви… — тихо произнёс я и тотчас же пожалел о сказанном. Теперь мне не вырваться из цепких лапок этого грациозного хищника, бесспорно, осознающего собственную привлекательность и самым бессовестным образом ею пользующегося.
— Почему вы думаете, что мне незнакомо это чувство? — вкрадчиво произнёс Да'ан, устраиваясь поудобнее и не изъявляя желания подняться на ноги. Глядя на него сверху вниз, я чувствовал себя неловко и не нашёл ничего лучше, кроме как сесть на пол с ним рядом. Получилось ещё хуже — наши глаза оказались на одном уровне, и теперь я при всём желании не смог бы спрятаться от его проницательного взгляда, который как будто имел гипнотическое действие. Следует признать — он загнал меня в угол. Вернее, я сам себя в него загнал.
— Вы — тейлонец, — ответил я, чувствуя, что данный аргумент звучит не слишком убедительно.
— Вы считаете, что привязанности подобного рода — привилегия людей?
— Привязанности… — горько усмехнулся я. Вот как он назвал эту сладостную муку, эту нежность на грани агонии, это море невыплаканных слёз…
— Согласен, это слово неточно передаёт характер данных отношений, — кивнул Да'ан. — Но язык людей слишком несовершенен. Он не позволяет дать точные определения даже тем вещам и явлениям, которым вы придаёте наибольшее значение.
— В вашем языке вообще нет такого слова, — возразил я.
— Зачем оно нам? Вы же утверждаете, что тейлонцы неспособны испытывать любовь, — он взглянул на меня из-под полуопущенных век, и в этот мимолётном взгляде сквозило даже некоторое кокетство.
Я почувствовал, как по моему телу пробежала мелкая дрожь. Пожалуй, этот андрогин мог бы заткнуть за пояс в искусстве обольщения даже самую искушённую соблазнительницу. У меня вырвался нервный смешок, когда я представил себе, как мы выглядим со стороны, и осознал всю нелепость своего положения. К счастью, Да'ан предпочёл разыгрывать свою комедию без зрителей. Впрочем, для кого комедия, а для кого и драма с элементами трагедии. Но кто, как не я сам, это всё затеял?.. А теперь поздно — занавес уже поднят. Он прав — бежать некуда, да и спешить тоже. Я обхватил руками колени и прикрыл глаза, собираясь с силами перед новым раундом этого мучительного поединка…